Причем, невинных — я говорю о семье этого подонка.
— Ты мой брат. Я боялась. И за себя тоже, поверь. И еще, что…
— Ты ведь не одного меня прятала, нас троих. Штырь и Брюзга были со мной, неужели не понимала.
— Понимала, — мне вдруг показалось, этот спектакль репертуарного театра проигрывается не первый раз. Он задает вопросы, на которые давно знает ответ, а она вымучивает слова, что давно расставлены в порядке произнесения. Вот только теперь у них единственный раз появился зритель.
— Да уж конечно, все только ради меня.
— Ты был для меня всем. Ты был лучшим братом на свете. Ты всегда старался все сделать для меня.
— В отличие от родителей, забыла сказать. Которые потакали во всем и меры не знали.
— Ты прав. Но я…
— Которые устроили тебя туда, куда ты хотела. Всякий раз. А когда надоедало работать на одном месте, меняли ее на другую, по усмотрению. Твой дядя особенно старался. Как же, родная кровь.
— Разве не так?
— Не так. Каждый был заинтересован в чем-то. Твой муж в твоем богатстве, твои родители, чтоб не мешалась под ногами. Они же дипломаты, они не привыкли, что у них вдруг возник ребенок. Сбагрили его моей семье. Я тебя воспитывал. А твой дядя. Скажи, зачем он все документы хранит у тебя в сейфе? Скажи, зачем вообще этот сейф, и что в нем?
— Я не знаю, я купила, чтоб держать там украшения.
— А держишь документы или… что Ковальчук там держит?
Она пожала плечами. Потом тихо произнесла:
— Ты мне скажи. Почему, зачем ты пошел в армию?
— Потому что забрали.
— Нет. Ты хотел пойти.
— И да, хотел. Доказать и себе и… и тебе, что я твой защитник.
— Моему защитнику не надо ехать в Кандагар, чтоб защитить. Он может погибнуть и забыть об этом.
— Он может выжить и упрочиться. Железо, перед тем, как стать сталью…
— Прекрати! Я потеряла тебя, стоило тебе повиноваться большему, чем долг отечеству. Борис, ты стал зверем.
— Я тебе нравился именно таким. Когда бил тех, кто тебя обижает. Зверски бил. Ведь мужик понимает только такой язык.
— Не понимает.
— Все понимают. Достаточно только приглядеться. Найти червоточину.
— Тебя научили быть подонком, а ты и рад…. Клянусь, Борис, я хотела, чтоб ты был со мной, чтоб защищал, чтоб ты ведь брат мне. Ты больше, чем брат.
— Как больше, чем брат, ты меня не замечала. Только силу. Больше тебя ничего не интересовало. Мои умения. Удивительно, что ты вообще нашла мой номер, мы же два года…
— Три.
— Тем более. Целых три. А я ведь присматривал за тобой. Все это время был рядом. И оказался рядом, стоило тебе позвать, — он сжал губы в тонкую нить. — Ничего не поняла.
— Я боялась, Борис.
— Немудрено. На тебе уже десять трупов. Одиннадцать.
— Его я тебе не отдам. Он… он женат на моей лучшей подруге.
— У тебя никогда не было и не будет подруг. Ты их боишься, ненавидишь, а они платят тебе тем же… ну все. Собирайся, — уже ко мне, — мы едем в биосферный заповедник, сейчас оттепель, копать будет легко. Все нужное у меня есть.
— Ты не сможешь вырваться из города. Тебя ищут, на дорогах патрули и милиция прочесывает…
— Я уже вырывался недавно, когда ты выгнала — а вот теперь вернулся, — да, именно на свадьбе сама Виктория рассказала, что брат доводит ее. Верно, вот этими самыми бесконечными спектаклями без зрителей.
А ведь он действительно хочет умереть — вдруг подумалось. Довезти меня, спрятать в земле, чтоб нашли и поймать пулю. Или как тогда его товарищ, исполняя долг, пустить последнюю в лоб. Оба долга и перед погибшими и перед сестрой.
Он повернулся, ища в сумочке Виктории ключи от машины. И тут произошло то, чего, наверное, никогда не могло случиться. Хозяйка схватила декоративную бронзовую свечку с полки и, одним шагом оказавшись подле брата, ударила его в затылок. Попыталась ударить, а он, враз поняв, что происходит, но не слишком веря в это, иначе действовал быстрее, попытался перехватить руку. Неудачно. Скользящий удар оглушил его, Виктория ударила еще раз, снова не слишком удачно, брызнула кровь. Тут только подсвечник оказался в руках Бориса.
Как странно, что все это она сделала ради меня. Совсем незнаемого человека, просто мужа подруги, которая действительно ее в грош не ценит, и которую Виктория считает, все равно считает, лучшей.
Я сорвался с места, саданул Бориса в плечо каблуком тяжелого ботинка, на который надел бахилы, по просьбе хозяйки. Жизнь и меня научила драться. Конечно далеко не так, как противника, но преимущество того компенсировалось моим страхом и моей яростью — от возможности избавиться от собственного убийцы. Он ударил по ноге, вскользь, отбросил подсвечник, ловя ногу, чтоб притянуть к себе. Я не удержался и упал, а через мгновение Борис, ловко оказавшись на ногах, подпрыгнул ко мне.
В это мгновение произошли сразу две вещи. Я ударил его ботинками по ногам, обрушивая на пол, а Виктория схватила подсвечник. Вывернуться из-под удара он не успел.
— Веревки, быстрее, где у вас веревки? — прохрипел я.
Она бросилась… нет, не из комнаты, к шкафу. Выдернула нижнюю полку, вытряхнула оттуда содержимое. Схватила наручники. И к моему удивлению, довольно ловко заковала его в стальные оковы. А затем, немного подумав, достала еще одни. Вот только на ногах они не сошлись, оказались мелковаты. Только тогда мы вместе обвязали его крепкой капроновой веревкой. Затем Виктория сунула шарик с резиновой лентой брату в рот и завязала ее на затылке.
Я медленно поднялся на ноги. Голова не соображала, вокруг все плыло. Не знаю, сколько времени понадобилось, чтоб придти в себя, отдышаться и перестать дрожать. Секунды сплавились в часы, а ведь чуть ранее они растянулись, точно резина, — наш поединок занял всего ничего, а думалось, сражение длилось чуть не четверть часа.
Я выдохнул и отошел от связанного, безмолвно взиравшего на нас с пола. Отер рукавом обильно струившийся пот.
— Вы молодец, даже не представляла, что так деретесь.
— Для модельера? Жизнь научила отстаивать. Да, неважно. Вы молодец, что решились.
— Не думаю, — хмуро ответила она. Я поспешил перевести тему.
— Откуда у вас наручники? Они не игрушечные, не порвутся?
Она смутилась. Потом покачала головой.
— Нет, точно. Муж сорвать не мог, когда ключ потерялся и мы…
Наконец, до меня дошло, откуда этот набор, примененный для обездвиживания ее брата. Тем временем, лежавший дернулся и попытался перевернуться. Что-то промычал.
— Не знаю, что теперь делать? — немного растерянно произнесла Виктория, глядя на распростертого брата. — Он же теперь…
— У меня
